[[Template core/front/global/updateWarning is throwing an error. This theme may be out of date. Run the support tool in the AdminCP to restore the default theme.]]
Vlad

Стихи и сказания про ее величество

Started by Vlad,

141 posts in this topic

Опубликовано:

авт. Татьяна Севастьянова

О музыке

Что может быть красноречивей рук?

Чувствительнее, мягче и нежнее?

Для музыканта Пальцы – образ! Слух –

Аккордов бесконечное движенье.

То звуки осторожны и тихи

Или задорны, жалостно – печальны.

Со всех сторон, снаружи, изнутри,

Возникшие нарочно и случайно.

Безумное шептание листвы

Осенним утром, ветра плач надрывный.

Я слышу дребезжанье темноты,

И шелест волн, и чайки крик унывный.

Все в музыке, в природе и во мне,

Сливается, расходится кругами…

Я таю. Наяву или во сне,

Как млечная дорога под ногами.

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

Один флейтист пришел в оркестр

авт. Айнетдинов (может есть музыка к этомц стихотворению, но я не слышала)

Один флейтист пришёл в оркестр,

О славе он мечтал

И жемчуг музыки нести

Из оркестровых ям.

Пригоршня песен как душа

Легка в его руке,

Сказал: «Послушайте, друзья –

Быть может, я флейтист».

«И вы послушайте меня», –

Вот так он и сказал.

Собрались в круг, и он играл

И развлекал буфет.

Никто не знал, что к ним придёт

Оркестра дирижёр.

Он подошёл, сказал: «Привет!

Считай, тебя я взял.

Нам очень нужен полотёр

И переписчик нот».

«Нам очень нужен полотёр», –

Вот так он и сказал.

И вот в оркестре он служил

И каждый день корпел,

И лишь ночами он играл

На флейте до утра.

И пол отлично мыть умел –

Да не любил чернил,

И не держал в руках пера,

И нот совсем не знал.

И отродясь не знал пера

И нот совсем не знал.

Но он прилежно спину гнул,

А вечером играл.

И он сердца окрестных дам

Волшебною своей

Игрой на флейте покорял

Без нот и партитур.

Его бы выгнали взашей –

Когда пришла беда.

Его бы выгнали взашей –

Да если б не война.

Оркестр носился по фронтам

И по передовым.

Давал концерты для сирот,

Бойцов и медсестёр.

Его забрали рядовым

В огонь и дым – а там

Уже не нужен полотёр

И переписчик нот.

Совсем не нужен полотёр

И переписчик нот.

И бомба врезалась барак.

И брызгами стекла

Обдало трубы и в огне

Горящих трубачей.

И в женском крике умерла

Скрипичная игра

Под гром глухих очередей,

Раздавшихся за ней.

И автоматных очередей

Над криками в огне.

И музыканты – кто куда,

Бросая инструмент,

Из оцепленья прорвались

По взорванным полям,

По перетоптанным грядам,

Простреленным телам.

И только раненый флейтист

Попал в фашистский плен.

Убили всех до одного,

И вот он у стены.

Стоит по дулами, разут.

До пояса раздет.

До боли ясное они

Спросили у него.

И если он не скажет, где –

Они его убьют.

Один флейтист пришёл в оркестр,

О славе он мечтал.

Игрой на флейте покорил

Сердца прекрасных дам.

И только песен как душа

В далёком далеке

Среди травой заросших ям

Качается ковыль.

И носит ветер по полям

Мелодии его.

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

Музыка

(Долматовский, Евгений)

В тесной хате с разбитой дверью,

Где таится в углах суеверье,

Слышу музыку. Что это значит?

То ли скрипка далекая плачет,

То ли сон, то ли жалоба ветра

От противника в двух километрах?

Ночью темною, ночью туманной

Мне не спится от музыки странной.

Ничего я в оконце не вижу,

Только музыка ближе и ближе.

Едут пушки, рубеж меняя,

В двух шагах от переднего края,

Скрип колес по завьюженным кручам

Показался, как скрипка, певучим,

Будто в сказке, рожки и фаготы

Откликались на зов непогоды.

...Видно, музыки хочется очень,

Если пушки поют среди ночи!

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

СКРИПКА И НЕМНОЖКО НЕРВНО

(Маяковский)

Скрипка издергалась, упрашивая,

и вдруг разревелась

так по-детски,

что барабан не выдержал:

"Хорошо, хорошо, хорошо!"

А сам устал,

не дослушал скрипкиной речи,

шмыгнул на горящий Кузнецкий

и ушел.

Оркестр чужо смотрел, как

выплакивалась скрипка

без слов,

без такта,

и только где-то

глупая тарелка

вылязгивала:

"Что это?"

"Как это?"

А когда геликон -

меднорожий,

потный,

крикнул:

"Дура,

плакса,

вытри!" -

я встал,

шатаясь, полез через ноты,

сгибающиеся под ужасом пюпитры,

зачем-то крикнул:

"Боже!",

бросился на деревянную шею:

"Знаете что, скрипка?

Мы ужасно похожи:

я вот тоже

ору -

а доказать ничего не умею!"

Музыканты смеются:

"Влип как!

Пришел к деревянной невесте!

Голова!"

А мне - наплевать!

Я - хороший.

"Знаете что, скрипка?

Давайте -

будем жить вместе!

А?"

:-):-):-)

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

Восточные сказания

С ДАЛЬНИХ БЕРЕГОВ

ДОНЕСЛАСЬ ДО НАС

ЭТА УДИВИТЕЛЬНАЯ СКАЗКА

О МАЛЕНЬКОМ ЧУДО ФЛЕЙТИСТЕ

Вероятно, нет ни одного народа, в чьих старинных легендах не говорилось бы о волшебной силе музыки — этого древнейшего из искусств. Вспомним античный миф об Орфее,— звонкими струнами он был способен оживлять даже камни. Или русскую сказку о молодом купце Садко, сумевшем своей игрой на гуслях потешить даже угрюмого и недоброго морского царя. А в скольких татарских, башкирских, мордовских, калмыцких народных легендах рассказывается о юноше-сироте, простом пастухе, чья тростниковая дудочка своим грустным, задумчивым пением нежданно помогала ему — призывала на помощь юноше добрые, чудодейственные силы природы.

Вот такой же удивительной, магической способностью завораживать все вокруг — и людей, и лесных зверей, даже скалы и облака — обладала крохотная золотая флейта, чарующими звуками которой пронизана затейливая и мудрая восточная сказка о малютке-музыканте, нежданно появившемся в дальнем, затерявшемся среди густых лесов, безвестном, бедняцком селении.

Веселым, озорным, неугомонным изображен в этой народной легенде маленький, но бесстрашный мальчуган: чудодейственной силой своей тоненькой золотой флейты был способен он заворожить и укротить даже свирепого тигра и кровожадного крокодила. Забавно рассказывается и о его необычайном аппетите: большую миску рисовой каши мог каждый раз съесть этот крошечный волшебник! Правдиво описана и жизнь в прибрежном селении, и старый рыбак Хэнсад, с виду суровый, даже угрюмый, но с добрым и честным сердцем. Тяжко ему было принять жестокое решение: любой ценой избавиться от веселого, но опасного малыша.

Ведь слишком мощным было волшебство его маленькой флейты,— поначалу забавный малютка чуть не погубил жителей всего селения. Тем светлей и радостнее счастливый конец этой сказки.

-КАК СЛЫШИТСЯ И В НАШИ ДНИ

ЗВУЧАНИЕ СКАЗОЧНОЙ ЗОЛОТОЙ ФЛЕЙТЫ

...Неужели в век наш — век железный

Только в сказках чудеса остались?

А скажите: пенье дальней флейты

В лунной роще — это ли не чудо?..

Говорят, в былые годы, на прибрежье бурной речки,

В дальнем маленьком селенье жил старик-рыбак с женою,

Ковырял кривой мотыгой он клочок сырого поля

И ничем не отличался от других крестьян-соседей:

Так же скудные колосья по три раза в год сбирал он,

Так же рис в корзинах старых на большой базар возил он,

Так же бедствовал угрюмо и молился Санг-Батаре

В годы злых неурожаев.

Старика Хэнсадом звали, а жену его — Чарунгой,

И случилось с ними чудо, о котором и поныне

Бродит старое преданье из селения в селенье.

Молодежь уже не верит и презрительно смеется,

Но когда в семье крестьянской смуглый первенец родится,

Мать молиться начинает, рис в большой котел всыпает,

А как сварится, на блюде в рощу ближнюю относит

И, прислушиваясь чутко, спать не будет до рассвета:

Не послышится ли в роще звук певучего сулинга —

Золотой, чудесной флейты...

И случается порою: сквозь рассветные туманы

Донесется с края рощи звук негромкий и нежданный,

Будет он сперва чуть слышен, этот голос дивной флейты,

Будет он похож на детство — на безоблачное детство,

Переливчат и доверчив, как беспечный смех ребенка,

А потом забьется жарко, словно в жилах кровь младая,

Словно пламенная пляска в радостную Ночь Жасмина,

А потом все глуше станет, все задумчивей, грустнее,

Как суровые раздумья долго жившего на свете,

Много видевшего старца...

Так пришедшему впервые в этот мир, где боль и радость,

Всю судьбу его предскажет это пенье дивной флейты —

И умолкнет на рассвете...

Значит, до сих пор не смолкла золотая чудо-флейта,

Что в краю у нас не меньше, чем сто лет назад, звучала.

Значит, звон ее, как прежде, родники рождать умеет,

Усмирять зверей свирепых и смягчать сердца людские.

Значит, до сих пор на свете среди нас живет незримо

Этот мудрый и беспечный, озорной флейтист-мальчишка,

Наяву украдкой бродит эта сказка вековая,

До сих пор в сердцах усталых, истомленных горем жизни,

Песнь надежды пробуждая!

Вы о маленьком флейтисте рассказать меня просили?

Что ж, могу вам все поведать, что от старцев наших слышал.

Только чур — не прерывайте!

продолжение следует...

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

часть 2

КАК ЖИЛИ В ОГРОМНОМ МИРЕ

ДВА БЕЗВЕСТНЫХ БЕДНЯКА — МУЖ ДА ЖЕНА

...Как огромен Буйвол-земледержец,

Как огромно солнце — Глаз Вселенной,

Как в огромном мире неприметны

Был Хэнсад-рыбак с женою старой!..

Над безбрежным океаном, безымянным океаном,

Поднимала Рыба Маха твердокаменную спину.

А на ней яйцо лежало в полземли величиною,

Крепкой скорлупой покрыто, как броней несокрушимой.

И стоял Великий Буйвол на яйце ее громадном

И держал рогами землю — нашу солнечную землю,

Словно глиняное блюдо, изукрашенное блюдо.

И лежало в этом блюде, морем ласковым омыта,

Пышных островов гирлянда, дочь зари, супруга моря —

Царственная Нусантара.

Корабли по морю плыли, к пестрым гаваням спешили,

И, дымясь, торчали горы над стеной курчавых дебрей.

И под синим сводом неба, исполинской чашей неба,

Всех бедней и неприметней маленький кампунг казался

На прибрежье Катингана.

Восемь хижин островерхих на кривых высоких сваях,

Восемь двориков заросших за плетнями из бамбука,

А кругом — стена густая вероломных, темных дебрей

Да дрожащие пугливо всходы риса и бататов

На клочках полей убогих, отвоеванных у диких,

Буйных зарослей колючих.

Был Хэнсад неразговорчив, был суров и мрачен с виду.

Поутру, кивнув Чарунге, на прибрежье уходил он

И на лодке остроносой, на своей рыбачьей лодке,

Уплывал по шумной пене, бурной пене Катингана.

Там закидывал в протоке сеть из пальмовых волокон

И ловил джелунгов вертких да баханов красноперых

Или крапчатых гурами.

А тем временем Чарунга, бормоча и спотыкаясь,

Мокрым полем ковыляла, в липких комьях увязая,

И в морщинистой ладони острый камешек запрятав,

Спелый рис по колосочку робко, бережно срезала,

Чтоб доверчивую душу — душу рисового поля —

Не спугнуть и не обидеть.

И казалось: в ярком небе каждый миг следит за ними

Матахари — Глаз Вселенной — всех чарующее солнце,

Жизнь дарующее солнце.

часть 3

КАК УДИВИТЕЛЬНЫЙ СЫНОЧЕК

ПОЯВИЛСЯ В ХИЖИНЕ СТАРОГО ХЭНСАДА

...Был забавным, бойким он, да только

Крохотным — с банан величиною...

Кто мог знать, какой бедой он станет

Для отца и для всего селенья?..

Был силен Хэнсад когда-то и на праздниках, бывало,

Даже с лучшими борцами мог в силате состязаться,

А когда дойдет до спора, то и буйвола большого,

Круторогого упрямца, с ног валил одним ударом.

Но давно угасло пламя в жилах мрачного Хэнсада —

Старость жадная подкралась.

Да и тощая Чарунга не всегда была старухой:

Помнит он свою подругу статной, дерзкою, лукавой,

С легкой, быстрою походкой, как у юной, чуткой лани,

С влажно-алыми губами, как надрезанное манго,

И с высокою прической, а в затейливой прическе —

Голубой цветок мелати.

Как она пантуны пела, сколько их на память знала —

Про цветы и про героев, про любовь и про разлуку!

Как плясать она умела под веселый свист и рокот,

Чуть наступит шумный праздник — радостная Ночь Жасмина,

В блеске факелов качалась, плавно-плавно проплывала...

Верно, ни в одном селенье не было таких плясуний!

Все прошло... Давно увяла, слепнет, сгорбилась Чарунга,

Груди высохли, а руки, изнуренные работой,

Стали грубыми клешнями.

Много лет Хэнсад с Чарунгой дружно с бедностью боролись,

Но печалились все чаще и все чаще вспоминали,

Что судьба не даровала им ни дочери, ни сына:

Дни уходят безвозвратно, словно волны Катингана,

С каждым днем уходят силы, кто ж им в старости поможет?..

И, скрываясь друг от друга, каждый день они молились,

Много лет они молились, об одном судьбу просили:

Чтоб великий Санг-Батара, властелин земли и неба,

Властелин живых и мертвых, хоть разок на них взглянул бы

Да послал бы им ребенка.

И взглянул на них однажды всемогущий Санг-Батара —

И сыночка подарил им.

Родился на свет сыночек ранним утром, на восходе,

В час, когда под щебет птичий цвет жасминный расцветает.

Был он крепким да крикливым, но совсем малюткой, крошкой,

Ростом ну никак не больше желтобокого банана...

Вот каким он уродился!

Но бедняк Хэнсад с женою и такому были рады:

Завернули в лоскуточек разноцветного батика,

Положили в половинку крепкой скорлупы кокоса,

И покуда спал сыночек, долго имя подбирали

И назвали: Сау-Кау.

«Может, скоро подрастет он?» — так с пугливою надеждой

Оба думали украдкой.

часть 4

КАК ЗАПЕЛА ЗОЛОТАЯ ФЛЕЙТА

И СРАЗУ ЖЕ СВЕЛА С УМА ВСЕ СЕЛЕНИЕ

...Чуть в ручонках детских зазвенела

Чудо-флейта — все преобразилось!

Как же раньше-то не знали люди,

Что их жизнь — один волшебный праздник

Целый день проспал малютка, ровно в полночь пробудился,

Встал на крохотные ножки, заплясал и засмеялся:

«Гляньте, вон луна восходит! Добрый вечер, дорогие!

Рад я с вами подружиться, поживу у вас немного!

Только вы не удивляйтесь, что умею говорить я,

Ведь еще и петь умею — очень многое умею!

Долго был большим цветком я, а потом висел орехом,

Здесь, над хижиной, на ветке — разговоры ваши слушал.

Живо, мать, свари мне рису да насыпь в большую миску,—

Съем-ка на ночь миску риса с острой перечной приправой...

Ужас, как проголодался!..»

Тут Чарунга удивилась, но ни слова не сказала:

Разожгла очаг проворно под бамбуковым навесом,

Притащила миску риса и в большом котле сварила.

А Хэнсад уселся рядом и обгрызенную трубку

Закурил невозмутимо.

Принялись кормить малютку — до чего же он прожорлив!

Ест горстями рис отборный с острой перечной приправой,

Ест — и хвалит угощенье, да еще добавки просит...

Вот каким он оказался — и куда в него вмещалось?

Не успели оглянуться, съел сынок всю миску риса,

Но нисколечко не вырос!

А когда наелся вдоволь Сау-Кау, крошка мальчик,

По животику похлопал, начал прыгать и смеяться,

Но, как будто вспомнив что-то, вдруг нахмурился сердито,

Стал приглядываться зорко, стал прислушиваться чутко...

И — под землю провалился!

«Где ты, где ты, Сау-Кау?» — мать в испуге закричала.

«Здесь я! — звонко отвечает ей из-под земли малютка.—

Тут большая мышья норка! Осторожно! Дай мне вылезть!..»

Мать нагнулась осторожно — рот раскрыла в изумленье:

Вылез, встал на ножки мальчик, а в руке, как желтый волос,

Флейта блещет золотая.

Приложил ко рту он флейту — эту крохотную флейту,

Заиграл... Чудесней песни на земле никто не слышал!

Мать заслушалась, и даже сам отец, Хэнсад суровый,

Слушал, в думу погрузившись, и за много лет впервые

Поползли скупые слезы по извилистым морщинам.

И заслушалось жилище: в очаге притихли угли,

Дым, качая головою, как живой, в раздумье слушал,

А бамбуковые стены еле слышно подпевали,

И веретено крутилось — чуть скрипя, само крутилось

И наматывало пряжу...

Кончил песню Сау-Кау и другую тотчас начал:

Веселее этой песни на земле никто не слышал!

Разом пламя заплясало, над котлом всклубилась пена,

Заплясал Хэнсад с женою, будто молодость вернулась!

И казалось, вместе с ними пляшут ступки и мотыги,

Пляшет хижина гнилая на кривых, корявых сваях,

А по стенам, по циновкам дружно тени их плясали,

Как вокруг костра большого!

И проснулись, и сбежались полуголые соседи,

И под звуки дивной флейты закружились, заплясали,

Разожгли костер высокий, натаскали всякой снеди,

И среди глубокой ночи, непроглядной, жаркой ночи,

Началось веселье, пенье, все безумней стали пляски,

Как бывает только в праздник — в радостную Ночь Жасмина...

И, на них взирая сверху, с удивленьем и насмешкой

Перемигивались звезды.

Даже злой, горбатый знахарь, колченогий, дряхлый знахарь,

В пестрых лентах, в амулетах к ним во дворик притащился:

Долго морщился спросонья и таращился на пляску,

А потом и сам запрыгал, на кривых ногах запрыгал —

Чуть в котел не повалился.

Так всю ночь они не спали: пели, плакали, плясали,

Будто пальмового пива напились на шумной свадьбе.

Лишь когда рассвет забрезжил, спрятал флейту Сау-Кау,

Разошлись, шатаясь, гости, повалились где попало

И проспали до заката.

продолжение следует.....

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

часть 5

КАК СТАЛ ПЕЧАЛИТЬСЯ ХЭНСАД,

ЧТО НЕ К ДОБРУ РОДИЛСЯ ЕГО СЫНОЧЕК

...Труд в полях забросили крестьяне,

Спят весь день, а что ни ночь, то пляшут...

Звонкой флейтой их малыш дурманит,

Что с ним делать,— скоро всех погубит!..

Каждый день — одно и то же: чуть смеркаться начинает,

Крупный рис, как чистый жемчуг, мать в большой котел всыпает,

А Хэнсад следит угрюмо да сосет пустую трубку:

Все съедает Сау-Кау и вылизывает миску,

Но ничуть не вырастает.

А когда настанет полночь, зазвучит сулинг певучий,

И сбегаются соседи на заросший тесный дворик

И под пенье дивной флейты, запалив костер высокий,

Как безумные, танцуют вкруг забавного малютки —

Пляшут до изнеможенья.

Время жатвы наступило, осыпаются колосья,

И гниют в земле бататы на заброшенных делянках,

Но никто во всем селенье, в маленьком, глухом селенье,

Не заботится о жатве: все беспечны, все довольны,

Даже думать не желают о погибшем урожае —

Спят до самого заката, чтобы снова жаркой ночью

Под напев задорной флейты пировать, плясать, кружиться,

Веселиться до рассвета.

Лишь один Хэнсад суровый видел все, терпел угрюмо

Да сосал пустую трубку.

Ох, никак старик не думал, что придет напасть такая:

Всех своею глупой флейтой свел с ума его малютка!

Что же дальше с ними будет? Страшно даже и подумать...

Все запасы истощились, что за целый год скопил он!

А уж виделось Хэнсаду, как мешки с отборным рисом

На повозке двухколесной на большой базар везет он:

Там бы живо рис он продал, выручил монет бы горстку,

И на радостях Чарунге пояс он цветной купил бы

Да четыре локтя ткани ей для праздничного платья,

А себе — резную трубку с головой морского черта.

Вот бы весело скрипели деревянные колеса

По кривой лесной дороге, на пути к родному дому!..

Но пошли надежды прахом...

Стал Хэнсад мрачнее ночи, стал он думать злую думу:

«Что нам делать с Сау-Кау? Съел малютка все запасы,

Сам умрет голодной смертью и погубит все селенье!..

Все же крошку меньше жалко, чем несчастную Чарунгу:

Может быть, еще другого мне родит она сыночка?..

Пусть уж лучше он погибнет!..»

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

часть 6

КАК ЗАДУМАЛ СУРОВЫЙ ХЭНСАД

ОТДЕЛАТЬСЯ ОТ КРОХОТНОГО ФЛЕЙТИСТА

...Не пропал малыш в колючих дебрях,

Возвратился — да верхом на тигре!

Как же крошка справился так ловко

С жутким полосатым людоедом?..

Снова шумно было ночью, и никто не спал в селенье,

И костер пылал, и люди в дикой пляске надрывались.

Рассвело... Умолкла флейта, разошлись, шатаясь, гости.

Лишь Хэнсад уснуть не может: гложет сердце злая дума.

Спит Чарунга под навесом, улыбается счастливо...

Встал Хэнсад и осторожно разбудил малютку сына:

«Хватит песни петь, как в праздник, рису вдоволь ты наелся,

Не пора ли за работу?»

«Я готов! — ответил мальчик.— Расскажи, что надо делать?..»

«Расставлять пойдем капканы,— проворчал Хэнсад угрюмо.—

Посмотрю, на что ты годен...»

Прихватил Хэнсад из дому самодельные капканы,

Посадил малютку сына на соломенную шляпу,

За порог шагнул тихонько, чтоб Чарунга не проснулась,

И пошел лесной тропинкой, чуть заметною тропинкой

Прямо в сумрачные дебри.

Вот и утро разгорелось... Сверху видно все малютке:

«Эй, отец, сверни направо, там зацепишься за корни!

Эй, отец, сверни налево, вон удав ползет навстречу!

Эй, отец, постой немного, оглянись кругом скорее —

Посмотри, как здесь красиво!..»

Да, красиво в самом деле было в чаще на рассвете:

Брызги солнца пробивались сквозь висячие лианы,

Расцветал бунгур могучий, будто в пламя наряжаясь,

И порхала рама-рама, как двойной цветок, порхала

Над багряными ветвями.

Но шагал Хэнсад угрюмо по извилистой тропинке,

Ничего не замечая.

А когда они добрались до ручья в тенистой чаще

И тропинка затерялась в дебрях темных и колючих,

Снял Хэнсад большую шляпу, и свалился Сау-Кау

В перепутанную гущу буйных зарослей колючих.

«Подожди меня немного, за тобой вернусь я скоро!» —

Обманул Хэнсад малютку... И — бежать что было силы

Напрямик домой пустился!

Вот и хижина под пальмой, под унылой, старой пальмой,

Тростниковая, гнилая, покосившаяся кровля,

И навес, и под навесом в землю врытые сосуды,

И котел кипит, и, сгорбясь, у котла сидит Чарунга.

Оглянулась — и вскочила, и на мужа напустилась:

«Как ты смел уйти без спросу да еще забрать малютку?

Я сегодня у соседей попросила миску риса

И обед ему сварила...»

«Мать! Пропал наш Сау-Кау! Вышел я капканы ставить,

Захватил с собой сыночка, посадил его на шляпу,

Но свалился наш сыночек, прямо в заросли свалился...

Звал, искал я — все напрасно!»

Глядь: из зарослей бамбука прямо к хижине Хэнсада

Выбегает тигр огромный, желтый, страшный, полосатый,

А на вздыбленном загривке примостился Сау-Кау,

И свистит на тонкой флейте, и кричит, отца завидев:

«Адухэй!.. Старик мой, где ты? Я тебя прождал напрасно

Знать, найти меня не смог ты? А в лесу так много дичи!

Посмотри, какого зверя — толстого, большого зверя —

К нашей хижине пригнал я!»

Ловко спрыгнул Сау-Кау, и проворными прыжками

Тигр назад умчался в чащу.

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

часть 7

КАК РЕШИЛСЯ ДОБРЫЙ ХЭНСАД

УТОПИТЬ В ПОТОКЕ НЕСНОСНОГО МАЛЮТКУ

...Не погиб малыш в потоке бурном,

Всплыл — верхом на хищном крокодиле

Ну и мальчик! Где ж берет он силы,

Если грозный зверь ему послушен?..

Вот прошла еще неделя, а по-прежнему в селенье

Днем храпят и бредят люди, а всю ночь поют и пляшут.

Будто жизнь перевернулась, кверху дном перевернулась,

И местами поменялись день и ночь, земля и небо

В обезумевшем селенье...

Миновало время жатвы, дни дождей вот-вот настанут,

Рис полег, бататы сгнили, ни души в полях не видно,

И быки, изголодавшись, целый день ревут в загонах,

Но никто не замечает, ни о чем не хочет думать,—

Всех своей задорной флейтой свел с ума малыш веселый,

И над маленьким селеньем у прибрежья Катингана

Смерть незримая нависла.

Вот опять светлеет небо, кончилась ночная пляска,

И, шатаясь, чуть живые, завалились спать соседи.

Лишь Хэнсад уснуть не может: встал, измученный и хмурый,

И на спящую Чарунгу с лютой злобой покосился,

А потом, потрогав пальцем, разбудил малютку сына,

Вышел крадучись из дому, молвил, глядя исподлобья:

«Хватит песни петь, как в праздник, а не то грозит нам голод,

Не пора ли за работу?»

«Я готов! — ответил мальчик.— Что сегодня делать будем?»

И отец промолвил хмуро: «На рассвете лов хороший,

Сеть попробуем закинуть...»

На своей рыбачьей лодке, остроносой, легкой лодке,

Посадив на борт сынишку, торопливо сети скомкав,

Выплыл он на середину многоводного потока,

Где всего страшней кипели злые волны Катингана.

Там качнул он резко лодку, край челна волна лизнула,

И исчез малютка в петле мутного водоворота...

В глубине исчез малютка,— только флейта золотая

В пене искоркой блеснула.

А Хэнсад гребет проворно, лодку вытащил на отмель

И тогда лишь оглянулся.

Смотрит, смотрит, но пустынны вдаль катящиеся волны,

И слышны в их бурном плеске то рыданья, то угрозы.

А крикливые чамары, острокрылые чамары

То взмывают над рекою, то стрелой ныряют в пену,

И тогда, блестя и корчась, вспыхивают в крепких клювах

Серебристые джулунги...

И казалось: блещет гневно над бурливым Катинганом

Матахари — Глаз Вселенной — все увидевшее солнце,

Ненавидящее солнце.

Вытер пот Хэнсад со вздохом, но прислушался — и вздрогнул.

Что ж он видит? Выплывает из седой кипучей глуби

Крокодил с огромной пастью, красной, многозубой пастью.

А верхом на хищной морде смело едет Сау-Кау,

И свистит на звонкой флейте, и кричит, отца завидев:

«Адухэй!.. Старик мой, где ты? Что так скоро бросил ловлю?

Посмотри, какую рыбу — длинную, большую рыбу

Из реки к тебе пригнал я!»

Задрожал Хэнсад от страха, на песок мальчонка спрыгнул,

Крокодил нырнул в пучину.

часть 8

КАК С ОТЧАЯНЬЯ РЕШИЛ ОТЕЦ,

ЧТО НЕ ПОЩАДИТ ЗЛОСЧАСТНОГО СЫНОЧКА

...Смерть нависла над селеньем буйным,

А всему виной — малыш беспечный!

И решил старик, что кровью сына

Руки обагрить ему придется...

Над безбрежным океаном, безымянным океаном

Поднимала Рыба Маха твердокаменную спину,

А на ней яйцо лежало в полземли величиною,

И стоял Великий Буйвол и держал рогами землю.

И висело синей чашей ослепительное небо

Над рассыпанными в море вечно-свежею гирляндой

Островами Нусантары.

И наверно, только солнцу, только месяцу и звездам

Видно было, что творилось в маленьком, глухом селенье

На прибрежье Катингана.

Обо всем забыли люди — спали днем, вставали ночью:

Ничего уже не ели, только пели да плясали,

А когда смолкала флейта беззаботного малютки,

По домам не расходились — наземь замертво валились,

Где плясали, там и спали.

Рассвело... И, стиснув зубы, тяжело Хэнсад поднялся,

Хоть в ушах еще гудело от ночной безумной пляски.

Видит: спят кругом соседи, полумертвые соседи —

Спят, бесстыдно заголившись, будто в судорогах скорчась,

Спят с разинутыми ртами, как дуплистые колоды,

И храпят, бормочут, стонут...

Разбудил Хэнсад сыночка и промолвил через силу:

«Хватит песни петь, как в праздник, только сытых песни тешат,

Не пора ли за работу?..»

«Я готов! — ответил мальчик.— Чем могу тебе помочь я?..»

«Вот топор, а вот веревка,— прохрипел Хэнсад угрюмо.—

Срубим дерево с тобою...»

На плечо он взял сынишку и пошел печально в рощу,

Сквозь кустарник продираясь, злых шипов не замечая,

Рукавом рубахи грязной вытирая пот и слезы,

Чьи предательские струйки все обильнее стекали

По извилистым морщинам.

Уж давно облюбовал он тамаринд у края рощи:

Всех громадней и стройнее был раскидистый красавец.

Высоко качались в небе ветки с перистой листвою,

Глубоко впивались в землю мощные, кривые корни.

И с короткою молитвой, как велит обычай древний,

Перед ним Хэнсад склонился, у него прося прощенья,

Чтобы в дереве живущий дух лесного великана

На него в обиде не был...

И вонзил топор с размаху, будто злобу вымещая

На красавце беззащитном.

А когда от свежей раны стал шататься ствол могучий,

Повернулся он к малютке, на него, прощаясь, глянул

И промолвил: «Сау-Кау, стань, сыночек, здесь, у корня,

Да зажмурь глаза покрепче...»

Вспомнил он былые годы, годы юности веселой,

Вспомнил, как борцов плечистых побеждал на состязаньях,

Вспомнил стройную Чарунгу с голубым цветком в прическе,

Вспомнил, как она смеялась, про любовь пантуны пела,

Как плясала всех задорней, в блеске факелов качаясь,

Вспомнил все свои несчастья, тяжко прожитые годы,

Годы злых неурожаев и нужды неумолимой,—

И, упрямо стиснув зубы, приналег на ствол корявый,

Тяжело плечом уперся.

Дрогнул раненый красавец от корней и до вершины,

Застонал, почуяв гибель, затрещала сердцевина,

И, затрепетав ветвями, будто тысячами крыльев,

Перистых, зеленых крыльев, рухнул тамаринд на землю.

Рухнул великан на землю и стволом своим громадным

Под себя подмял малютку...

И, закрыв лицо руками, побежал Хэнсад из рощи,

Побежал с холма, рыдая, как ужаленный змеею,

А разгневанные ветки, словно сотни рук колючих,

Рвали грудь ему шипами, по лицу его хлестали,

И земля под ним качалась, темным голосом гудела,

Будто сам Великий Буйвол под землей мычал от боли,

Тяжело качал рогами...

И казалось: прямо в сердце стрелы острые вонзает

Матахари — Глаз Вселенной — обжигающее солнце,

Проклинающее солнце!

часть 9

КАК НЕЖДАННО УЗНАЛИ ЛЮДИ,

СКОЛЬКО СИЛЫ В ЗВУКАХ ЧУДО-ФЛЕЙТЫ

...Если срублен тамаринд громадный,

Сорок сильных рук едва дотащат.

Как же смог его тащить мальчонка?

Может, в звуках флейты — эта сила?..

Высоко стояло солнце. Во дворе храпели люди.

Встала ощупью Чарунга, добрела с трудом к навесу,

Стала шарить по корзинам, по давно пустым корзинам,

Собрала немного риса и раздуть огонь присела,

Но протяжный крик донесся,— и старуха увидала,

Как бежит Хэнсад из рощи.

Увидала, как бежит он, спотыкаясь, без дороги,

Как бежит, держась за сердце, словно рану зажимая,

Как бежит, ломая ветки, сквозь кустарник продираясь,

Будто в приступе амока — беспощадного безумья,

И вскочила, и навстречу, задыхаясь, побежала,

И вскричала: «Что с тобою? Почему один вернулся?..

Где ты бросил Сау-Кау?..»

«Нету больше Сау-Кау! — прохрипел Хэнсад, рыдая.—

Никогда мы не увидим, как он пляшет и смеется,

Никогда мы не услышим золотой чудесной флейты!

Он лежать остался в роще под стволом большим, тяжелым,

Он раздавлен тамариндом!..»

К очагу они присели, принялись стонать и плакать,

Пеплом вымазали лица вперемежку со слезами,

Грудь царапали ногтями, безутешно повторяя:

«О великий Санг-Батара, властелин живых и мертвых!

Почему у нас так скоро отобрал ты свой подарок?

Снова мы одни остались!.. Нету больше Сау-Кау,

Нету нашего сыночка!..»

Услыхали плач — проснулись исхудалые соседи

И хрипя, зашевелились, застонали и завыли,

И вокруг огня расселись, и качались, и рыдали,

И в огонь кидали ветки благовонного кестури,

Безутешно повторяя: «О великий Санг-Батара!

Что теперь мы делать будем? Нету больше Сау-Кау,

Нету нашего малютки!..»

Даже злой, горбатый знахарь, колченогий, дряхлый знахарь,

Вопли скорбные заслышав, к ним во дворик притащился.

Долго морщился, крепился, да и сам навзрыд заплакал:

«Горе, ох какое горе!.. Нету больше Сау-Кау,

Нету нашего малютки!..»

Вдруг издалека донесся, будто ветер мимолетный,

Звук желанный, звук знакомый золотой чудесной флейты.

И все ближе зов певучий, все слышнее крик веселый:

«Адухэй!.. Отец мой, где ты? Выйди, помоги скорее!

Одному тащить мне трудно!..»

Люди на ноги вскочили, ничего понять не могут,

Шепчут в страхе заклинанья, отгоняющие духов...

Пригляделись в изумленье и глазам своим не верят:

Тащит к дому Сау-Кау ствол огромный тамаринда,

На плече его он тащит, зацепив одной ручонкой,

А другою — держит флейту, флейту держит золотую,

Песню звонкую играет...

И Хэнсад теперь лишь понял, что сынок, хоть он и крошка,

Хоть беспечен и прожорлив, но зато могуч на диво,

Да к тому же сметлив, ловок: занялся бы добрым делом —

Очень смог бы пригодиться!

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

часть 10

КАК ЧУДЕСНО ПОМОГАЕТ ЛЮДЯМ

ЗОЛОТАЯ ФЛЕЙТА — ВОЛШЕБСТВО МУЗЫКИ

...Да, никто не знает сил, сокрытых

Даже в робкой дудочке пастушьей,—

Вот бы пробудить нам эти силы,

Как малыш их пробуждал когда-то!..

Говорят, в былые годы на прибрежье Катингана,

В дальнем, маленьком селенье, жил старик-рыбак с женою.

Жили долго, жили дружно, жили мирно и безбедно

Вместе с ласковым сыночком, славным, крохотным флейтистом,

Беззаботным Сау-Кау.

Полюбил Хэнсад суровый быстроглазого мальчонку,

Отучил его ночами пляской мучить все селенье,

Приучил сынка-малютку днем играть на радость людям,

И с тех пор большой подмогой стал для них малыш проворный

С дивной флейтой золотою.

Рыб ловить, капканы ставить помогал им Сау-Кау,

И валить деревья в роще помогал им Сау-Кау,

А когда настанет жатва, собирать колосья в поле

Да выкапывать бататы помогал им Сау-Кау...

И о маленьком флейтисте до сих пор сказанье бродит

Из селения в селенье...

Вам, друзья, пересказал я это старое преданье,—

Что еще могу добавить?

Если люди слышат песню — и наслушаться не могут,

Если звери слышат песню — и наслушаться не могут,

Если горы и долины, если рощи и потоки

Песню слушают, притихнув, и наслушаться не могут,—

Значит, тот флейтист им нужен, значит, тот певец нам дорог,

И всегда ему в награду даже в хижине бедняцкой

С пожеланием здоровья да с приветливой улыбкой

Поднесут большую миску риса, чистого, как жемчуг,

Свежесваренного риса с острой перечной приправой.

Пусть поест чудесник добрый, пусть живет, не зная горя,

Пусть поет, не молкнет флейта, и дарует людям радость,

И чарует всю природу.

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

Сказка о коте-флейтисте.

На исходе лета, в голубой долине

Кот играл на флейте в зарослях малины.

В тишине безбрежной сумерек хрустальных

Пела флейта нежно, тонко и печально.

И луна, качаясь в небесах высоких,

На кота взирала благосклонным оком.

Уплывала песня, долетела песня

До прозрачных башен колдовского леса.

До холмов зеленых, до подземных залов,

Где напевы флейты девы услыхали.

И на зов помчались в дальние туманы

На конях волшебных, белых, как сметана.

Танцевали девы в голубой долине,

Где звенела флейта в зарослях малины.

Легкие как тени, тонкие как ветви,

Танцевали девы под медовым светом.

И мерцали влажно камни ожерелий,

Бубенцы запястий бронзово звенели.

Но король явился, преисполнен гнева

И сказал сердито неразумным девам:

Видно, вы, девицы, разум потеряли!

Ведь коты на флейте сроду не играли!

Он вас обморочит, он вас зачарует

Вас заманит ночью в башню колдовскую!

Будете в неволе, запоздало плача,

Сетовать на долю да котяток нянчить!

Девы испугались, девы разбежались,

Только кот да флейта под луной остались.

И луна, качаясь в небесах высоких,

На кота взирала благосклонным оком.

Пела флейта грустно, и ее заслышав,

От большого чувства всхлипывали мыши.

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

Там иволга, как флейта, распевала..

Там утреннее солнце пригревало

Труд муравьев - живые бугорки.

Вдруг пегая легавая собака,

Тропинкой добежав до буерака,

Залаяла..- я быстро взвел курки.

Змея? Барсук? --Плетенка с костяникой.

А на березе девочка - и дикий

Испуг в лице и глазках: над ручьем

Дугой береза белая склонилась -

И вот она вскарабкалась, схватилась

За ствол и закачалася на нем.

Поспешно повернулся я, поспешно

Пошел назад... Младенчески-безгрешно

И радостно откликнулась душа

На этот ужас милый... Вся пестрела

Березовая роща, флейта пела -

И жизнь была чудесно хороша

(автор неизвестен)

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

Сказка –Флейтист

(автор Варьянис О'Флаэрти)

Раннее-раннее сентябрьское утро. Солнечные лучи путаются в едва начавших золотиться листьях, улицы ещё пусты. Город начинает просыпаться, неохотно и медленно, чтобы уже через полчаса начать спешить, кричать, опаздывать...Чтобы переполнять метро и в спешке не замечать сидящего на толстой ветке липы юношу с флейтой в руках...

Осень, наслаждаясь тёплым солнечным утром, медленно шла по улице, заглядывая в лужи полюбоваться на светлое сентябрьское небо. Длинный плащ, расшитый золотыми кленовыми листами, мягко укутывал плечи девушки, и она улыбалась его теплу, думая о том, что, может быть, одно из самых удивительных людских умений - умение уютиться. Кутаться в тёплые пледы, пить горячий чай из больших кружек, зажигать свечи и варить глинтвейн, обнимать за плечи друзей, родных и любимых, делясь своим теплом...Осень удивлялась людям и очень-очень их любила : конечно, и характеры бывают разные, и поступки тоже, но всё же люди - чудесные существа...

До слуха золотоволосой волшебницы внезапно долетела мелодия: кто-то играл на флейте. Осень сразу поняла, что это импровизация - до того мелодия гармонировала с мягким утренним солнцем, с пружинящим под ногами асфальтом и...с чем-то, что некоторые люди зовут крыльями. Самой-то Осени для полёта не было нужно ничего - как здоровому человеку не нужно ничего, чтобы ходить. Но она однажды услышала про ощущение крылатости из одного разговора, и ей показалось, она даже поняла, почему люди называют это восхитительное ощущение полёта души крыльями - оно такое же ослепительное и чтобы его сохранить, нужно прилагать усилия, не поддаваться унынию, как нужно напрягать мышцы, чтобы взмахнут крыльями. Ведь крылья - это совсем даже не просто...

Мелодия доносилась со стороны большой старой липы, что росла в одном из многочисленных уютных двориков. Листва её была настолько густой, что девушке пришлось подойти к самому стволу, чтобы разглядеть сидящего на ветке юношу. Он сидел, удобно устроившись на развилке ветвей, и наигрывал эту странную мелодию, от которой всё внутри стремилось куда-то высоко-высоко в тёплое родное небо...

- Здравствуй, - заметив её, он перестал играть и дружелюбно улыбнулся.

- Доброе утро! - Осени почему-то показалось, что у него очень грустные глаза. - Что за чудесную мелодию ты играешь?

- Ну...если честно, я не знаю... - смутился юноша и как-то странно перехватил свой инструмент - как будто благодаря. - Я просто играю то, что приходит на душу, и получается вот это. Летом мелодия была совсем другая.

"Надо будет спросить у брата, слышал ли он этого флейтиста..." - мимоходом подумала волшебница.

Он порылся в рюкзаке, висевшем на соседней ветке, выудил оттуда яблоко и протянул Осени:

- Держи! Таким утром обязательно нужно есть яблоки.

- Спасибо, - девушка захрустела яблоком, и сок тут же потёк ей на руки. - Я не буду тебе мешать, просто хотела сказать, что она очень осенняя и тёплая, твоя мелодия.

Он смущённо улыбнулся, на секунду прикрыл глаза рукой...

...под липой никого не было. Тихонько зашелестела трава, мимо прогремел троллейбус. Неужели эта странная девушка ему всего лишь показалась?.. Осенняя мелодия...Юноша нежно погладил флейту, и она отозвалась теплом на тепло. Она всегда отзывалась: было ли ему грустно или радостно, тоскливо, больно, задорно ли - всегда ставший частью души инструмент чувствовал хозяина. И отвечал мелодией, незнакомой, но родной до последней ноты - самим миром отвечал, таким, какой он есть: иногда страшным и тёмным, порой злым и ворчливым, но всё равно всегда - прекрасным.

А сейчас...сейчас ему было светло и немного грустно: ему очень хотелось найти Дом. Такой, чтобы в нём можно было уютиться, чтобы звать друзей, чтобы клетчатый плед...Он знал, что Дом будет, просто не сейчас, чуть-чуть попозже. Он знал и ждал...Но просто - осень, и особенно нужно тепло, а скоро зарядят дожди, и уже нельзя будет сидеть по утрам на чудесной старой липе и наигрывать свою душу на флейте... Просто немножко грусти в глазах, всего-то...

Юноша тряхнул головой, отгоняя грустные мысли. Он улыбнулся - хотя поначалу это было очень трудно, как в первый раз крыльями взмахнуть...- улыбнулся и снова заиграл свою тёплую осеннюю мелодию, переплетающуюся с начинающими золотиться листьями и еле слышным запахом сырости...

...люди спешили по делам, смотря только на часы и себе под ноги, не замечая крылатой мелодии, окутавшей весь город золотистой шалью. Только кошки и собаки прядали ушами, прислушиваясь, дети замолкали, на пару секунд переставая галдеть, и Осень, шедшая по залитой утренним солнцем улице, улыбалась. Она решила про себя, что будет стараться изо всех сил, чтобы прогнать грусть из глаз чудесного музыканта. Ведь не дело это - чтобы грустили крылатые люди.

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

Михаил Щербаков (про оркестр)

Поправьте пюпитры, закончен антракт

Поправьте пюпитры, закончен антракт.

Десятая цифра, двенадцатый такт.

Кивнёмте друг другу, начнёмте скорей.

И чашу по кругу - так будет верней.

Налейте солисту за верхнее "соль".

Налейте альтисту за каждый бемоль.

Вина не жалейте, налейте басам,

И флейте налейте, хотя бы сто грамм.

Гобою, кларнету, тромбону, трубе.

Квинтету, квартету, и мне, и тебе.

И все же без спору всех больше, полней

Нальём дирижеру. Так будет верней.

За окнами вьюга, ни видно ни зги.

Но чаша по кругу свершает круги.

И каждый спокоен, и крепко стоит,

Как будто он воин, а рядом свои.

Хотя, кроме чаши, ты знаешь, мой друг,

Оружие наше - смычок да мундштук.

И всё же без спору, чтоб было верней,

Нальём дирижеру, ему тяжелей.

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

Флейтистка

Давно затих оваций шквал,

Замолк в дремОте полусонной

Безлюдный, тихий, тёмный зал

Со сценою такой же тёмной.

А в закулисье жизнь своя:

Шипят любовницы главрежа,

Корзины с розами стоят,

Несут их зрители всё реже.

Кричит визгливо прима где-то,

Отелло с Яго вдрызг хмельные,

Ведут девиц кордебалета,

Любовники очередные.

И над столом склонившись низко

В своей далёкой гримуборной,

Сидит усталая флейтистка,

Её никто не ждёт упорно.

И ей цветы никто не бросит,

Она там, в яме оркестровой,

Свою уже встречает осень,

И флейта встретить с ней готова.

А жизнь бежит, бежит по кругу

Не будет ничего иначе,

Лишь флейта – верная подруга,

Её поймёт и с ней поплачет…

Когда сидите вы в партере

И на галёрке так неблизкой,

Услышьте сердцем, чтоб поверить,

Как плачут флейта и флейтистка

(автор неизвестен)

это не обо мне. просто понравился стих веселый :-)

На маленькой флейте, на маленькой флейте

Анастасия Башкатова

http://www.stihi.ru/2007/04/24-2306

На маленькой флейте, на маленькой флейте

Когда-то училась играть.

Училась я долго, училась упорно.

Мечтала флейтисткою стать.

Была бы счастливой. Брала бы задорно

Высокую до или соль.

Сумела бы музыкой выразить радость,

Сумела бы выразить боль.

Но, вы хоть убейте, но, вы хоть убейте,

На сцене играть не смогла.

На сцене забыла я ноты позорно.

На сцене мечта умерла.

Стояла, краснела – такая-сякая! –

Молчала и думала я:

«Пошли они к чёрту – любовь ли людская,

и сцена, и флейта моя!

Пошли они к чёрту – все гаммы, трезвучья,

И до, и высокая соль!

Простите, этюды! Простите, созвучья!

Не вы – моя сладкая боль!..»

И флейту в чехольчик, и флейту в чехольчик

Я грустно вот так убрала.

И в сердце своё ощутила укольчик,

Ведь…

Флейтисткою б быть я могла…

ФЛЕЙТИСТКА НА КРЫШЕ

http://www.my-works.org/text_10217.html

(Владимир Кузнецов)

Ты играешь на флейте на крыше,

А внизу расползлися дома;

Лохмы треплют ветра, они слышат

И от музыки сходят с ума.

Птицей звуков Вивальди несется

Над кварталом, блестящей рекой,

Под задумчивым питерским солнцем,

А вокруг – небосвод голубой.

Вейся, легкое пламя мелодий,

Вечный призвук свободы любви!

Вечер теплый на медленном взводе

С ароматами пряной травы…

13 апреля 2005 г.

75613944325596.jpg

Елена Чичерина

Баллада о Мачо и флейтистке

http://www.chitalnya.ru/work/111720/

тут по ссылке можно послушать эту песню

Встретились двое, как в пошлом плохом кино.

Плоский сюжет – предсказуем «от сих до сих».

Кто, что задумал, не всё ли теперь равно,

Бывший вздыхатель её познакомил их.

Парень сердца милых дам покорял легко.

С этой же как-то всё сразу пошло не так.

Странная барышня с флейтой и рюкзаком.

Может, чудачка она или он чудак.

Он ей звонил по ночам, но в ответ она

Так посылала – считал только «этажи».

Просто уехала к морю его жена.

А без короткого флирта - какая жизнь?!

Людные улицы, яркие фонари,

Девочки в мини. Обшарпанный переход.

Ну, а в «подземке» всегда жизнь кипит внутри…

Может ему посмотреть, чем народ живёт?

И подхватила его, понесла волна –

Запахи кофе, густой сигаретный смог.

Вдруг он увидел, стоит у стены ОНА.

С флейтой у губ и открытый футляр у ног.

Он опустился на лестницу, закурил,

Не обращая вниманья на шум машин.

Леди, которой он так и не покорил,

Нежно играла…на струнах его души.

Разве он вспомнит, какие купил цветы?

Ей протянул их без слов, как глухонемой,

И отошёл, но услышал: «Упрямый ты.

Хочешь, поедем сегодня ко мне домой?»

Вот и добился…но сердца не обмануть.

Снова звонил, да не мог нужных слов сказать.

Он, засыпая, свою обнимал жену,

И перед ним возникали ДРУГОЙ глаза…

Запах осенней листвы над землёй кружил.

Это их тайна, и что о ней зря болтать?

Он ей помог по-другому увидеть жизнь,

Ну, а она научила его мечтать.

Александр Гами

Дирижер и флейтистка

(песня)

1. Она на флейте играла,

А он дирижёром был.

От увертюры и до финала

Он вздох с её губ ловил.

Фанфары сочно трубили,

И рампы лились огни,

А дирижёр и флейтистка были

Средь сотен совсем одни.

Припев:

Дирижёр и флейтистка,

Ваше счастье так близко!

Протяните лишь руку,

И ворвётся без стука.

2. Она на флейте играла,

А он дирижёром был.

Она краснела, она вздыхала,

И он её полюбил.

Литавры ухали властно,

Как будто бы шёл парад,

А дирижёр на флейтистку страстно

Бросал из-за пульта взгляд.

Припев.

3. Она на флейте играла,

А он дирижёром был.

Ему кидали цветы из зала,

А он их все ей дарил.

Кричали: «Бис!», и неважно,

Что был дирижёр без сил.

А он смотрел на неё и страждал,

Да так, что с ума сходил.

Припев.

4. Она на флейте играла,

А он дирижёром был.

И так их музыка повенчала,

И так их Амур пленил.

И было на’ свадьбе тесно

От разных приблудших муз,

И дирижёру флейтистка честно

На флейте играла блюз.

Припев.

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

ВОЛШЕБНАЯ ФЛЕЙТА

Я в себе отыскала флейту,

Что когда-то звалась душой.

Только раньше она молчала,

Но волшебник сказал ей "Пой"!

И запел семиструнный ветер,

Загремели гроза и буря.

И купаясь в туманном свете,

Утро раннее брови хмурило.

День становится -- днем признанья,

Ночью -- черни печаль -- откровеньем.

Шепчет муза о позднем призвании,

О годах уходящих тлении.

Ярким пламенем перьев играя,

Надо мной пролетает жар-птица.

Я гляжу, от восторга сгорая,

И не верю, что это снится. 1970

Мира Горбулева

http://thelib.ru/books/mira_gorbuleva/stihi-read.html

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

Девочка с флейтой

(автор неизвестен)

Молчи, тебя просто нет.

Я тебя выдумал сам.

Ты - звон золотых монет,

Ими полон пустой карман.

С тобой тепло и светло,

С тобой я сыт и свят.

И искренне, всем назло,

Ты веришь, что я богат.

Молчи, тебя просто нет.

Ты не больше, чем дым.

Дым от моих сигарет,

Дешевых "Ватр" и "Прим"...

Девочка с флейтой.

Странно, но все равно

Я верю что ты рядом со мной.

Даже слышу твое тепло

И коснуться могу рукой.

Ты хочешь уйти? Постой!

Что мне нужно еще?

Миг восхититься тобой,

Пока пальцы не опечет.

Уходишь? Уже рассвет...

Если что, ты найдешь меня здесь.

Приходи какой тебя нет,

И - какая ты есть,

Девочка с флейтой.

Спасибо за то, что ты есть.

И, как волшебник, я желаю тебе,

Я дарю тебе -

Пусть рядом всегда будет Моцарт,

Пусть рядом всегда будет флейта,

Оле Лукойе, любимая кукла и лето,

И синее небо, и тысячи всяких чудес...

Маленькая королева с небес...

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

Автор песни "Девочка с флейтой" - Александр Литвинов ( Веня Д`ркин ). Саша жил в Луганской области. Я была с ним немного знакома. Он умер от рака крови.

Вот видео:

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

Ничего себе!

Спасибо большое, что дополнили информацию. Теперь можно и спеть эту песню :-)

Может у кого что тоже есть сказочное ....добавляйте! ато только я всю страницу своим присутствием заполнила :-);):D

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

Автор песни "Девочка с флейтой" - Александр Литвинов ( Веня Д`ркин ). Саша жил в Луганской области. Я была с ним немного знакома. Он умер от рака крови.

Как флейта плакала,рычала,выла

Когда угасла его песня

Душа протестовала!И элегия

Так в сердце отзвуками стыла...

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

аккорды к песне Девочка с флейтой

Dm Gm Dm A7

Dm Gm A7

Молчи, тебя просто нет.

Dm Gm A7

Я тебя выдумал сам.

Cm D Gm B

Ты - звон золотых монет,

Fm G Cm

Ими полон пустой карман.

Gm D Gm

С тобой тепло и светло,

D Gm

С тобой я сыт и свят.

G Cm

И искренне, всем назло,

Gm E A7

Ты веришь, что я богат.

Dm Gm A7

Молчи, тебя просто нет.

Dm Gm A7

Ты не больше, чем дым.

Cm D Gm

Дым от моих сигарет,

C F

Дешевых "Ватр" и "Прим"...

A7 Dm B A7 (2p)

Девочка с флейтой.

Странно, но все равно

Я верю что ты рядом со мной.

Даже слышу твое тепло

И коснуться могу рукой.

Ты хочешь уйти? Постой!

Что мне нужно еще?

Миг восхититься тобой,

Пока пальцы не опечет.

Уходишь? Уже рассвет...

Если что, ты найдешь меня здесь.

Приходи какой тебя нет,

И - какая ты есть,

Девочка с флейтой.

B Am

Спасибо за то, что ты есть.

Dm C

И, как волшебник, я желаю тебе,

Am

Я дарю тебе -

Dm

Пусть рядом всегда будет Моцарт,

Gm

Пусть рядом всегда будет флейта,

A7 Dm

Оле Лукойе, любимая кукла и лето,

D Gm C

И синее небо, и тысячи всяких чудес...

F E Gm C F Dm B D

Маленькая королева с небес...

Gm C F Dm B A7 Dm

http://www.falshivim-vmeste.ru/songs/854064000.html

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

ПРОСТО СТИХИ О МУЗЫКЕ

http://www.stihipro.ru/stihi_pro_muzyku-5.html - ТУТ ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ ПОДБОРКА СТИХОВ О МУЗЫКЕ!!!

Чайковский, Гендель, Шостакович, Глинка...

Собрание сонат, симфоний, арий...

Перебираю старые пластинки

И ставлю на проигрыватель старый.

И – где проблемы атомного мира,

Политики капризы и сюрпризы?

Исчезли вмиг тусовки и кумиры.

Молчит в углу, пристыжен, телевизор.

А я – в святом и вечном. Я в пространстве,

Созвучьями насыщенном – причастной.

Музыкой всех времен переполняюсь,

По всем векам теку звучащей плазмой.

Пусть шик и блеск у новомодных дисков,

Они чужие мне, как иноверцы.

И хоть мои пластинки без изыска,

В них правды больше, памяти и сердца.

Мои друзья, они уже не в моде.

Из юности далекой, из глубинки

Все снова на круги своя выходит.

Одна, опять я слушаю пластинки.

Ольга Альтовская

СОНАТА

За мглистой пеленой

Растаял луч заката.

И темный водоем

Смеркается сильней.

Зеркальной глубиной

Рождается соната,

И бредим мы вдвоем,

Прислушиваясь к ней.

Из флейты и альта

Прозрачно и неспешно

Мелодия зовет

К слиянию глубин.

Неявна простота,

И радость безутешна,

И нас сбивает влет

Стремлений сладкий сплин.

Стремленье приникать

Бесстыдно и безгрешно

К источнику тепла

И тайне доброты.

Стремленье принимать

И то, что жизнь конечна,

И что всесилье зла –

Лишь маска пустоты.

А может, ты и я

Поверим не напрасно,

Таинственный мотив

Переплавляя в явь,

И сумрак бытия,

Назло его гримасам,

Мы в отклик на призыв

Преодолеем вплавь...

Марина Мартынова

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

стихи экс-басиста "Морского оркестра"

http://www.mixei.ru/archive/index.php/t-33689.html

Огромный зал,

Почти потушен свет,

Я в первом ряду,

Моё место девять.

Справа - девушка-декольте,

Слева - мужчина,

С бородой священника.

Дирижёр резко руки подбросил вверх.

Смычки-челноки

В струнных нитях, спеша, забегали.

Литавры, тарелки, флейты, гобои,

Воздух летит, воздух в движении.

Где музыка?

Не слышу её.

Что случилось?

Оборачиваюсь нервно,

"Божественно", - прошептал старичок.

"Восхитительно", - согласилась соседка.

Неужели оглох?

Так ведь нет -

Голоса хорошо различаются в зале.

Может надули?

Хлопаю креслом,

Бегу на выход,

На лбу испарина.

Пятнадцать минут...

Вернулся домой.

Ставлю кассету -

Опять безмолвие.

Скучно, грустно.

Уснул на полу.

Снились сны...

Грезилась музыка...

Share this post

Link to post
Share on other sites

Опубликовано:

На флейте нежныйх чувств....

Сыграю я любовь, которой нет милее,

На флейте нежных чувств, подаренных тобой.

Мы будем танцевать на парковой аллее.

Подхватят этот вальс валторна и гобой.

Чуть слышно в унисон им подыграет ветер,

Мечтательно шурша серёжками берёз,

Напоминая о невероятном лете,

О вечере вдвоём, и ночи полной звёзд.

Мы будем танцевать до головокруженья,

Мелодия любви заполнит всё вокруг.

Аллея. Летний парк. Наш вальс-воображенье.

Валторна и гобой... Сердец синхронный стук.

Речитатив для флейты (автор Геннадий Жуков)

- 1 -

В магазине - где дают брюки в полосочку поперек - я купил

продольную флейту. Брюки стоят столько же, но они не такие теплые

как флейта. И я учусь играть на флейте. Поверьте, это только так

говорят : семь нот. Это семь чувств... Поверьте, первая "до" была

еще до слуха, и те, у кого нет слуха, а есть только слухи, нередко

путают ее с нотой "ми", милой нотой осязанья мира. Меж осязаньем и

слухом - нота "ре", как ревнивое око в ресницах. Здесь нота "фа"...

Что за названье - "фа" ? Странное названье "фа", как выдох носом :

фа ! - когда чуешь всякое фуфло... Здесь странная нота "соль", чтобы

жизнь не казалась сахаром всякому играющему на флейте. Я трогаю ее

языком. Здесь вечная нота "ля", как ля в зале и ля-ля в кулуарах.

Как ля с трибуны, но ля-ля в очереди... Спросите лабуха : где играть

шлягер ? В ля-ля миноре... Это страшное чувство ля-ля! Оно обжигает

мне лицо в кровь, когда я выдыхаю "ля-ля" из отверстой флейты.

О, высокая нота "си", высокая нота "си" ! Кто способен на чистое

"си" - способен на многое.

- 2 -

...Холодно, а кровь

Уже не греет, лишь в печаль,

Лишь в крик, лишь в шепот невзначай

Уходит с выдохом любовь,

Пока учусь играть на флейте.

...Не моя вина :

Еще не выпита до дна

Святая эта флейта, но

Уходит с выдохом вино,

Пока учусь играть на флейте...

Слышишь, как это звучит: па-парам-парам ?

Звуки двоятся в ночи по парам, парам...

Лишь сквозняк - со мной в одном ключе -

В ключ свистит, нахохлясь на плече,

Но иссяк мной утомленный ключ

В черной флейте.

Холодно, любовь

Уходит - как сквозь пальцы - звук.

(Кого же я спросил: мой друг,

Хоть для страданий, хоть для мук

Мне флейту полную налейте ?)

- 3 -

Ах, быть поэтом ветрено и мило,

Пока еще не кончились чернила

И авторучка ходит на пуантах

Вслед музыке печали и любви,

И образа талантов в аксельбантах

Преследуют с осьмнадцати годов

Всех девочек... Ты к этому готов,

О, мой собрат, ходящий в музыкантах ?

Ах, быть поэтом ветрено и мило !

И, ради всех святых, таи,

Что уж давно окончились чернила,

Что флейта рот истерла до крови.

Что флейта - флейта продолженье горла.

А в горле - в горле музыка прогоркла.

Там вопль один протяжный. Ну и что же ?

Держи в руках отверстый вопль - до дрожи,

До судорог, до расползанья кожи -

Все быть должно на музыку похоже.

И даже смерть. Ее споют потом...

А девочкам - в бирюлечках и бантах -

Ты накарябай лопнувшим ногтем,

Что авторучка ходит на пуантах.

И будь поэтом. Ветреным притом.

Флейта в саду

(И. Саруханов - И. Резник)

Fm Bm

Отгорели песни лета

C7 Fm C# C7

Дождь усталый идёт

Fm Bm

Но далёкий голос флейты

C7 Fm C# C7

Мне покоя не даёт

Fm Bm

Флейта в саду, флейта в саду, музыка любви

C7 Fm C# C7

Флейта в саду, флейта в саду, свет надежд продли

Fm Bm

Флейта в саду, флейта в саду, смейся и играй

C7 Fm

Не молчи, не умирай

За окошком серый голубь

И колодец двора

Но я знаю, флейты голос

Не умолкнет до утра

Флейта в саду, флейта в саду, музыка любви

Флейта в саду, флейта в саду, свет надежд продли

Флейта в саду, флейта в саду, смейся и играй

Не молчи, не умирай

песня: http://sibvolna.ru/songs_koridor_malchik_igraet_na_fleyte

Коридор

Мальчик играет на флейте

Мальчик играет на флейте,

Стоя на кромке причала,

Там, в давно прожитом лете,

Все начиналось сначала,

Девочка спит, улыбаясь,

Щеку устроив в ладошке,

Сколько веков, не кончаясь,

Бродит любовь по дорожке,

Мальчик на кромке причала

Губы сухие оближет,

Где-то мечта прокричала -

Дайте родиться и выжить,

Мальчик играет на флейте,

Годы меняя местами,

Там, на далекой планете,

Сверься, волшебник, с часами,

Может, пора уже вспомнить,

Что лето не вечно, а значит

Услышать средь молний и грома,

Как флейта смеется и плачет,

Может, пора уже видеть

Слезы на гранях сознанья,

Не думая, что же там выйдет,

Просто шепнуть заклинанье,

Мальчик играет на флейте,

Сны наполняя любовью,

Звуки рождают столетья

И отдаются в них болью,

Девочка тихо проснется

И улыбнется рассвету,

Доброму-доброму солнцу,

Теплому-теплому лету,

К тому, кто берег это лето,

Выйдет на кромку причала,

Укроет улыбкой, как пледом,

Все начиналось сначала,

Здесь, в давно прожитом лете,

Время уснет безмятежно,

Там, на далекой планете,

Волшебник придумал надежду…

Н.Игнатова

Флейта

Эта флейта… полированное дерево, теплое, кажется живым под пальцами, и ты безошибочно знаешь, без сомнений, легко и радостно знаешь, умеешь отпустить пальцы на свободу, позволяешь чувствам перелиться в музыку, отдаешь себя, изливаешься в мир тонкой и точной мелодией.

Пальцы танцуют на флейте, в единственно возможном порядке выстраивают музыку, твою музыку, и вы едины, ты, флейта и они – те, кто слышат тебя, слышат вас, вашу игру, вашу неповторимую, каждый раз новую песню.

Ты любишь их? Ах, любовь, нежный поцелуй, твои мягкие губы касаются теплого дерева, вздох, и флейта отзывается стоном, и нежность, замешанная на болезненной сладости, рождается в душах людей. Смотри, глаза их туманит мечта. Играй, играй себя, лейся музыкой, смотри: они вспоминают о счастье, видишь, верят в него, любовь, их и твоя, разная, вечная, навсегда.

Пока звучит песня.

Играй.

А хочешь, девочка моя, хочешь большего? Любовь превращается в страсть, это легко, это прекрасно, страшно, и тем более завораживает, чем страшнее становятся взгляды тех, кто слышит тебя, чем ярче вспыхивают их души. И флейта кричит в экстазе под точными и легкими пальцами, звенит и плачет музыкой, стонет, выгибается в волнах новой, неслыханной песни. Смотри на них, смотри, играй их души, в такт волнам наслаждения и боли бьются их тела, нет больше нежности, разума нет, лишь жгучее безумие страсти, беспощадной и всепоглощающей, пожирающей их… и тебя.

Играй.

Это твоя музыка, ты держишь песню в своих руках, плетешь радужную сеть из счастья и страданий, любуешься переливами красок, но ты снаружи. Ничего не бойся. Никогда. Музыка и страх убивают друг друга.

Знаешь, что создано богами? Не люди, не твердь, не свет и не тьма, боги создали музыку. И полет. Остальное придумали люди, но музыка и счастье рассечь крыльями холодное небо – это от богов, это свыше, и этому не может противиться никто, даже сами создатели. Ты трогаешь пальцами струны душ, твои вздохи вплетаются в течения сил, и натянутые нити вселенной отзываются музыкой. Снова и снова. Ты играешь себя, играешь людей, играешь бога. Слушай себя, и верь своей флейте.

Играй.

Чего ты хочешь от них? Пусть танцуют, отдавшись пульсирующему ритму мелодии, покорные биению твоего сердца. Свободные. Ведь танец – это свобода, и тем прекраснее он, чем жестче подчинен музыке. Такая странность, пугающая, как и все в тварном мире, но именно ты ведешь их, свободных, покорных, твое дыхание, твоя душа, твои руки, ничего больше не существует для них. Пусть танцуют. Чего ты хочешь, маленькая? Смотри, напрягаются жилы, слушай – часто бьются сердца, бисеринки пота на коже, пульс крови в венах, дальше, быстрее, еще и еще, танец ведет их, зовет, вихрем музыки тянет… в смерть. Нет сил противиться. Только улыбнись, когда они будут умирать, улыбнись, доставь им последнюю радость увидеть твою улыбку.

Играй.

Кем ты хочешь быть? Богиней? Любовью? Смертью? Радостью? Болью? Счастьем? Экстазом плотской любви? Тихой печалью любви небесной? Ты станешь всем, только пожелай, сумей почувствовать, и отдай себя, свою музыку, свое дыхание, танец пальцев на полированном дереве, отдай, чтобы взять сторицей. Верь себе. Верь своей музыке.

Музыка – это ты, твоя душа, вздох бога в тебе. А флейта – лишь деревянная трубочка, теплая, и поэтому кажущаяся живой. Ты даришь ей поцелуй, и она отзывается песней. Твоей песней.

Играй.

2.

Мне с твоей дороги не повернуть, -

Слишком сладко лютня твоя поет...

Расскажи, учитель мой, почему

До сих пор скрываешь лицо свое?

Твой актерский дар не однажды спас,

Нас от бед, погони, тюрьмы, огня,

Но понять пытаюсь - в который раз -

Почему ты прячешься от меня?

За улыбкой нежной твоей, порой

Кто-то чуждый скалится мне в глаза,

И тогда вспоминаю я, спутник мой,

Что вопросов мне задавать нельзя...

(с) стихи Юлии Малковой

Николай Гуданец

ТАЙНАЯ ФЛЕЙТА

В детстве его учили играть на аккордеоне.

Серый, с никелированными замочками футляр стоял за шкафом. Он

вытаскивал эту неповоротливую тяжесть, царапая стену. Распахивал скошенную

крышку, и с перламутровой груди аккордеона на пол съезжали ноты.

Собрав их и шлепнув на стол, он за ремень вытаскивал инструмент из

нежного фланелевого лона.

От аккордеона исходил приглушенный блеск и слабый аромат кожи. Гладкие

матовые клавиши хотелось лизнуть. Левая клавиатура, усыпанная черными

кнопками, напоминала щетку для паркета. Взгромоздив аккордеон на колени,

впрягшись в его мягкие лямки, он отстегивал замочек на мехах. Он словно бы

надевал на свое сухощавое тело мощную и звучную грудную клетку. Стоило

нажать на клавишу, упругие мехи расходились в его объятиях зубчатым веером,

выпуская медовую струю звука. Даже не музыка - голый, как луч, единственный

звук входил в него, рождая мучительный трепет, схожий одновременно и со

счастьем, и с тоской. Он забавлялся, переключая регистры, тянул то ту, то

эту ноту, провисавшую к концу, как удочка. Однако учиться игре он не любил.

Ему претили монотонные гаммы, однообразные этюды, ноты, которые он мысленно

сравнивал с жуками на булавках.

- Лентяй, - говорил в пространство носатый, мефистофельского вида

руководитель кружка при Доме культуры.- Какой потрясающий, лентяй. И что

самое обидное - ведь с абсолютным слухом...

Все чаще он пропускал занятия, а когда приходил, руководитель уже

ничего не говорил, только выразитeльно косился из-под челки, лежавшей на

лбу редкими прядями, точно гребенка.

Потом он вообще перестал ходить в кружок.

Серый футляр за шкафом потускнел от пыли.

Наконец аккордеон продали. В поисках утешения отец целыми вечерами

слушал свои пластинки. Чайковский, Шопен, Бетховен... Казалось, эта музыка,

сыгранная чужими пальцами и купленная в магазине, таила в себе упрек.

Аккордеон исчез и забылся. Лишь изредка, встречая на улице мальчишку

или девчонку, которые, накренившись, волокут грузный футляр, он улыбался -

скользящей улыбкой человека, припомнившего свою мелкую и забавную неудачу.

К тому времени, когда он закончил школу, даже это воспоминание

оставило его, свернувшись мертвой пружинкой в самом дальнем уголке памяти.

Учился он легко, ровно, не выказывая особой привязанности ни к одному

из школьных предметов. Получив аттестат, по настоянию родителей он поехал в

Большой Город и поступил в институт. Через пять лет его ожидал диплом

авиационного инженера, работа, дом и семья.

Ничто не предвещало иной жизни.

Но наше существование состоит из мелочей и от них неизбежно зависит.

Река жизни способна повернуть вспять из-за пустяка, камешка, оброненного

словца.

Однажды в мае, под конец второго курса, он бродил по городской окраине

неподалеку от общежития. Последний зачет остался позади, и теперь он мог

себе позволить передышку на денек-другой.

Без фуражки, с расстегнутым воротом, слонялся он по тихим и пыльным

улочкам, удивленно радуясь своей свободе. Та весна совпала с самой

неудачной его влюбленностью -из числа тех тягостных, безответных

наваждений, с которыми в юности мы не умеем мириться.

Однако день выдался ясный, чистый, беззаботный, и мало-помалу вся

горечь, теснившаяся в его душе, растворилась без следа.

Солнце еще не жгло, а согревало. Деревья сорили пыльцой, покрывая

глянец листвы желтым налетом. На лужицах, оставшихся после ночного дождя,

пыльца закручивалась в тонкие сухие разводы.

Такая ясность, такая легкость царили во всем, что внезапно возникший

звук дудочки показался естественным дополнением этого дня, его замыкающим

звеном.

Остановившись возле забора, напротив серого кирпичного Домика под

шиферной крышей, студент увидел раскрытое окно в клубящемся развале двух

сиреневых кустов и, в профиль, седого человека с дудочкой в руках. Студент

удивился: судя по лицу, седому человеку еще не исполнилось и тридцати.

Опробовав свирель, музыкант раскрыл ноты на пюпитре, вгляделся, ища нужное

место. Затем вскинул голову, поднес дудочку к губам и пустил в небо долгую

трель... Еще раз мельком сверился с тетрадью и заиграл.

Студент узнал мелодию - то были "Вариации для флейты с фортепиано"

Шопена, которые отец слушал чуть ли не каждый день. Седой человек исполнял

вторую часть - протяжную, светлую жалобу с переходом в грациозный мажор, -

он не играл, он разговаривал с певучей и прохладной ветвью мелодии, едва

касаясь ее губами, а стройное тело дудочки, покрытое янтарным лаком, в его

пальцах казалось гибким и одушевленным.

С замиранием студент слушал музыканта. Тот прервался на середине,

вернулся к началу и доиграл до конца, потом начал другую, незнакомую

мелодию... Осторожно студент подошел к забору и сел на траву, чтобы его не

было видно из окна, чтобы не помешать музыканту непрошеным своим

присутствием. Однако не прошло и пяти минут,- как в печальное соло вплелся

требовательный крик младенца. Музыка осеклась.

Слышны были стук поспешно брошенной дудочки, торопливые шаги и

растерянное бормотание, сопровождавшееся треском погремушки.

Вздохнув, студент встал с травы и пошел к общежитию. Видимо, не вполне

еще очнувшись, он спутал направление и попал в другую сторону, к лесу. Ему

пришлось немного поплутать по однообразным улочкам, окаймленным белыми

ворохами яблонь, прежде чем он выбрался на нужную дорогу.

В общежитии он взял все свои наличные деньги и поехал в центр города,

к Старой Крепости, вблизи которой располагался магазин музыкальных

инструментов.

Он вошел в магазин впервые и улыбнулся: позади прилавка, на полках,

сплошной стеной стояли аккордеоны.

Конечно, его не интересовали ни аккордеоны, ни балалайки, ни скрипки

мал мала меньше, лежавшие в ряд, словно спящие матрешки. Рядом со

сверкающим кустом электрогитар, на полке, где разевал желтую пасть

серебряный саксофон, студент увидел маленькую черную дудочку. Она лежала в

центре этого по-фламандски щедрого натюрморта, непритязательная, как

Золушка.

- Покажите, пожалуйста, вон ту дудочку, - попросил он скучающую

продавщицу в зеленом форменном халате. Та достала из выдвижного ящика

дудочку в продолговатом полиэтиленовом мешочке и положила на прилавок, где

под стеклом лежали желтые баранки струн, плектры, камертоны и множество

других загадочных мелочей.

Студент внимательно осмотрел черную пластмассовую дудочку, схваченную

тремя никелированными кольцами, а также прилагавшиеся к ней оранжевый ершик

для чистки и листок с аппликатурой. "Продольная флейтасопрано" - значилось

на листке.

- А деревянных у вас нет? - спросил он, - Нет.

- Но вообще бывают?

- Как когда.

Ему хотелось иметь в точности такую дудочку, как у седого музыканта,

однако нетерпение взяло верх.

Пальцы, сжимавшие флейту, мелко подрагивали, как если бы они держали

живую рыбу. А может, невоплощенная музыка, томившаяся во флейте,

просачивалась в него.

- Сколько она стоит?

-- Двадцать два рубля.

Поколебавшись и мысленно взвесив возможности своего кошелька, студент

попросил выписать чек.

Потом он шел по городу, держа под мышкой продолговатый бумажный пакет,

и сгорал оттого, что нельзя сразу разорвать обертку, как сдирают платье с

непослушными пуговицами, вынуть флейту и, усевшись прямо на тротуаре,

заиграть "Вариации" Шопена.

В тот же день он уехал за город и, зайдя глубоко в лес, сел на

поваленный ствол, и извлек флейту из пакета.

Давнее, полузабытое знание нотной грамоты все-таки не пропало втуне, и

он без особого труда разобрался в аппликатуре. Затем, старательно прижав

пальцами дырочки, он вложил в губы похожий на косо срезанную луковку

мундштук и дунул. Шепелявый свист рассек тишину и, устыдившись себя,

сорвался на еле слышное шипение. Некоторое время прошло в бесплодных

стараниях выдуть хотя бы одну верную ноту. Студент бесился, до боли сжимая

флейту, он сверялся с аппликатурой, искал дефект, вертел настроечное

кольцо. От дырочек на пальцах выступили красные пупырышки. Его подмывало

сломать и вышвырнуть эту бездушную пластмассовую трубку, которая, казалось,

с утонченным презрением издевалась над ним. После небольшой передышки он

возобновил свои попытки с удвоенным прилежанием и наконец извлек из флейты

всю гамму.

Последующие дни он проводил в лесу, полностью пренебрегая подготовкой

к экзаменам. Постепенно флейта приручалась, пальцы студента обретали

беглость и легкость. Он скоро,освоил игру в двух октавах, для чего

надлежало дуть то сильнее, то слабее, и нащупал две самые удобные для

исполнения тональности - реминор и фа-мажор. Остальное было делом его слуха

и усердия... Свершилось чудо. Он заиграл.

Ни один человек на свете не знал о том, что у него есть флейта. Музыка

стала его грешной и сладкой любовью, спрятанной ото всех. Теперь в его душе

появился заповедный остров, куда он не допускал посторонних и где его

всегда ждало лекарство от капризов фортуны. Неудачи, которые прежде

отравили бы ему существование на целую неделю, ныне вовсе не задевали его.

"Ничего, - говорил он себе. - Ничего, это пустяки. Зато я играю на флейте".

Музыка выделила его среди прочих людей и вознесла на недосягаемую высоту.

Как-то раз он встретил на улице свою любимую вместе с ее избранником и

поразился спокойствию, с которым перенес неожиданную встречу. "Ну что ж, -

подумал тогда флейтист, "- зато он не умеет играть на флейте". Эта простая

мысль поставила все на Свои места. Действительно, ни женская

благосклонность, ни слава, ни богатство не даются в вечное пользование.

Они проходят, и отчаянием потери уравновешивается былое счастье.

Истинной ценностью обладает лишь то, что человек берет сам, не одалживаясь

ни у кого. Это мудрость, талант и призвание. Кто воспитал их в душе, тот

перестает зависеть от превратностей судьбы, хотя жернова миропорядка грубы

и неумолимы, - ведь гении рождаются намного чаще, чем кажется историкам

искусства.

Странными подчас путями мы обретаем смысл собственной жизни, или,

вернее, он находит нас. Если разобраться, в каждом из людей спрятана тайная

флейта, и среди них не найдется двух одинаковых. Отнимите этот невинный

секрет - и человек станет голым, безликим животным в стаде себе подобных.

Тогда он попросту не сможет нашарить себя в мире, отличить от других, а

однажды, на многолюдном перекрестке, затеряется среди толпы и,

растворенный, в ней, исчезнет без следа. Или поменяет себя на кого-то

другого, сам того не заметив, - как пьяные гости путают свои шляпы.

Когда человек говорит "вот я", обретая себя в бесконечности

человечества, он говорит "вот моя тайная флейта".

Свое обычное существование меж людей флейтист воспринимал теперь как

досадные, но неизбежные промежутки в его подлинной жизни, начинавшейся,-

когда он уходил в солнечные чащобы, и музыка сама собой, словно трава,

вырастала из флейты. Остается неизвестным, что спасло его от провала на

сессии - везение ли, безупречная ли память, а может, репутация одаренного

лентяя. Так или иначе, он сдал все экзамены в срок и уехал домой.

Родителей удивила и насторожила неожиданно проявившаяся в нем тяга к

одиночеству. Вначале они полагали, что причиной происшедшей перемены

является несчастная любовь, но весь вид сына, его спокойствие, просветление

и тихая радость, сквозившие в лице, заставили отказаться от первоначальных

подозрений. Осторожные расспросы ни к чему не привели.

Окончательно запутавшись в догадках, родители оставили его в покое,

решив довериться естественному ходу событий, который рано или поздно делает

все тайное явным.

А флейтист упражнялся ежедневно, разучивая на слух новые и новые

мелодии, приспосабливая их к одинокому и бесхитростному голосу своего

инструмента. Оказалось, его память хранила тысячи музыкальных фраз, песни и

симфонии, оперные арии и увертюры, ресторанные шлягеры и джазовые

композиции, сонаты, концерты, токкаты, фуги, словом, все, что он когда-либо

слышал.

Трепетными горстями черпал он из этого звучащего океана и влагал в

стройную гортань флейты, выстраивая из бессчетных осколков храм своей

музыки. Сам того не сознавая, он из исполнителя и виртуозного импровизатора

превратился в композитора.

Время шло незаметно, измеряемое одной лишь музыкой, текущей сквозь

него с постоянством и мощью великой реки. Кончились каникулы, и он вернулся

в Большой Город во власти все возраставшей одержимости. Стоило ему прожить

день или два без флейты, им овладевало мучительное нервное перенапряжение,

бесконечная тоска заключенной в клетку птицы, и только привычный наркотик

музыки высвобождал его из тисков уныния. Он выправлял один бюллетень за

другим под предлогом несуществующих болезней. Друзья не узнавали его.

Постепенно все человеческие связи, которыми он прежде был щедро одарен,

либо оборвались, либо сделались совершенно неосязаемы.

Однажды он, повинуясь безотчетному побуждению, решил найти седого

музыканта, но не смог отыскать его дом и впустую целый вечер пробродил по

тихой окраине.

Миновал почти год.

Незадолго до майских праздников один из его товарищей по комнате

справлял день рождения. Собралась большая шумная компания, стол уставили

дешевыми винами, включили магнитофон, пили и танцевали до упаду. Среди

общего веселья он пребывал безучастным, мучительно взвешивая и переживая

свое внезапное решение - открыть тайну, уже давно тяготившую его, и сыграть

на флейте открыто, перед всеми собравшимися.

Далеко заполночь он решился, выключил магнитофон и попросил внимания.

Когда в его руках появилась флейта, компания наградила музыканта громкими

восторгами, изумлением, аплодисментами, а едва он поднес мундштук к губам,

воцарилась напряженная, жадная тишина.

Он заиграл. Лица, обращенные к нему, затуманились, сливаясь в одно

беспредельное лицо, излучавшее восхищение, радость и одобрение, а музыка

струилась свободно, чисто; на скрещении взглядов, окруженный сердцами,

тянувшимися к флейте, он играл, боясь заплакать, играл, как никогда в

жизни, переполняемый благодарностью и любовью к людям, к музыке, ко всему

существующему...

Он сыграл свой парафраз четвертого клавесинного концерта Моцарта.

Наступившее молчание прорвалось чьим-то потрясенным восклицанием, и

флейтиста захлестнула волна похвал. Еще охваченный музыкой, он терялся,

неловко отвечал на чьи-то рукопожатия, поцелуи в щеку. Его просили

повторить. Он повторил и без передышки начал другую мелодию, потом еще

одну, еще.,.

Он не мог остановиться, даже если бы захотел.

По мере того как он играл, первоначальное напряжение слушателей таяло.

Они становились рассеянней, уже кто-то деликатно зевнул, кто-то шепотом

завел разговор с соседкой, еще кто-то тихонечко выбрался из комнаты...

Вдруг, в паузе, он заметил общее усталое невнимание, и оно, по

контрасту с его небывалым вдохновением, показалось ему таким болезненным,

таким нестерпимым, что флейтист едва справился с яростным желанием бросить

в скучающие лица оскорбление и убежать куда глаза глядят.

Прекратив игру, он вытряхнул из инструмента слюну, протер его ершиком

и сел в углу. Весь вечер флейтист не притрагивался к вину, опасаясь, что

пальцы утратят беглость. Теперь, отчуждённый от компании, он наблюдал

вокруг лишь пьяную неуклюжесть, пьяные ухаживания, пьяное равнодушие к

нему, лишь усугублявшееся мимоходными поздравлениями друзей, и почувствовал

отвращение ко всем присутствующим разом.

Его уход остался незамеченным.

Флейтист понял, что остальным людям нет особого дела до него и до его

флейты. Они с удовольствием слушают его игру, но - между прочим, в виде

оригинальной приправы к вечеринке, и не более того. Шелковая сеть музыки

соскальзывает с них, они возвращаются к своей прежней жизни, не изменившись

ни на волос. Он сознавал справедливость этого, однако им владело нечто

большее, нежели оскорбление личной святыни. Перед ним бткрылась вся

несоизмеримость искусства и обыденности. Он полагал, что в его пальцах

заключена Вселенная, которая дышит с ним одним дыханием, струящимся сквозь

флейту, а на самом деле вокруг существовало колоссальное множество людских

Вселенных, и каждая жила обособленно, изредка соприкасаясь с другими,

никогда не входя в другую целиком. Увидев эту вечную разобщенность, это

непреодолимое одиночество каждого, о чем он раньше и не подозревал, и поняв

свое ничтожество перед гордыми тайниками чужих душ, музыкант впервые с того

дня, как взял в руки флейту, ощутил бессилие и тоску.

Безысходное прозрение вело его сквозь пустоту темных улиц. И вот, под

внимательными звездами в трещинах облаков, плутая среди глухих заборов,

погасших окон, нарождающейся листвы, в одиночестве, не приглушенном ничьим

присутствием, он приник к своей флейте, к своему отвергнутому нищему чуду.

Не флейта - само сердце музыканта заплакало в неизреченной жалости к миру,

ко всему живому, к любящим, спящим, терзающимся бессонницей, к травам,

деревьям и звездам, к черным и глухим домам, к зверям, рыбам, птицам и

насекомым, к ночному поезду, грохочущему за лесом, к тесной грозди котят в

животе матери-кошки, к белокаменным парусам церквей, к оброненному

мальчишкой перочинному ножу, к медведке, прогрызающей свои ходы в горьких

недрах земли, к молодоженам, задремавшим в счастливой испарине, к их

ребенку, чья жизнь начнется на следующую ночь, к спиленному ясеню, к рекам,

камням, пустыням, океанам и планетам...

Впереди него, в густой заводи темноты, прошмыгнуло серое пятно, затем

еще одно. Он обернулся, прослеживая их путь, и увидел, что улица позади

него шевелится и ползет, как бугристая мрачная лента конвейера. Меж лопаток

встрепенулся, заерзал жуткий холодок. Луна вышла из-за тучи, озарив улицу

водянистым подобием света.

Флейтист содрогнулся. За ним шли крысы. Прижавшись друг к другу

плотно, как булыжники мостовой, посверкивая круглыми глазками, неисчислимое

множество крыс наполняло улочку от забора до забора. Передние зверьки

остановились вместе с флейтистом, но задние напирали на них, послышались

писк и возня; крысиная мостовая начала горбиться, вспучиваться неровными

волнами, и музыкант понял, что через несколько-мгновений вся эта

омерзительная масса хлынет на него просто по инерции. Как ни странно,

грозящая опасность не парализовала его, а, наоборот, заставила действовать

быстро и продуманно. Превозмогая тошнотворный страх, он повернулся и пошел,

играя на флейте. Слух его раздвоился: машинально следя за мотивом, он

отчетливо слышал позади себя тысячелапмй шорох.

Городская окраина кончилась, потянулись свежевспаханные поля,

отороченные черными зигзагами ельника.

Пройдя несколько километров, флейтист оглянулся на ходу, увидел

копошащееся бескрайнее море крыс и остановился. Крысы обтекли его со всех

сторон, оставив незанятым лишь островок пашни вокруг музыканта, шага три в

поперечнике. Затем они стали медленно приближаться, сужая зубчатое кольцо

морд. Тогда он снова заиграл и пошел, а его паства послушно разомкнулась,

образуя проход.

...Небо уже заметно светлело, я над горизонтом расширялось бледное

сияние, предвещавшее восход солнца, а он играл и шел, таща за собой

чудовищный крысиный шлейф, задыхаясь, не смея прервать музыку. Он надеялся,

что с восходом солнца его кошмар сгинет.

Солнце взошло. И при его свете он увидел позади себя, насколько

хватало глаз, ржавую бугристую равнину - тысячи и тысячи крысиных полчищ.

Голова его закружилась, онемевшие руки выпустили флейту, и а изнеможении он

опустился на росистую траву, с бессильным ужасом предчувствуя, что сейчас

крысы загрызут его...

Очнулся он на закате. Начинало холодать, и крысы укрыли флейтиста

собой, как живым одеялом. Почувствовав его пробуждение, они с визгом

шарахнулись в стороны, очистив небольшой круг. Голодный и разбитый флейтист

встал, подобрал флейту и, увидев невдалеке ручей, прорезавший бурую

крысиную пустыню, направился к нему. Свободное пространство передвигалось

вместе с ним, он шел, словно бы в луче зеленого прожектора.

Склонившись над водой, он безучастно отметил, что волосы его

совершенно поседели. Почему-то вспомнился седой человек, игравший на

дудочке.

- Флейтист ополоснул лицо и напился. Сгрудившиеся вокруг крысы жадно

лакали воду. Утолив жажду, они вопрошающе уставились на него.

Крысы ждали своего музыканта. И он почувствовал невозможность

возвращения к людям, в Большой Город, который очистился от крыс. Он не мог

вернуться. Ему просто незачем было возвращаться. Никто не ждал его, никто

не испытывал в нем потребности, кроме крыс. Он победил неистребимое

проклятие каждого города и в награду оказался пожизненно прикован к нему.

А еще музыкант понял, что не он обладает флейтой, но флейта владеет

им. Это она, как крохотное копье музыки, взятое наперевес, ведет за собой

его, и крыс, и всю красоту, и всю мерзость мироздания.

Руки сами подняли флейту. И он пошел, играя, волоча за собой ужас

подвалов, затхлость кладовых, вонь помоек и чердачное запустение, корчи

зачумленных и агонии загрызенных младенцев, пошел, возглавив мириады

отчаянных, жадных, жестоких, смрадных тварей, покорных только флейте, и он

шел, играя без передышки, все дальше, все дальше и дальше, все дальше,

дальше, дальше...

флейты голос нервный

Пой флейта, пой,

Играй, флейтист, играй!

И пусть душа кружится, словно ворон.

Пусть ищущий обрящет непокой,

Пусть страждущий излечится от вздора.

Твой взор туманится,

Ты путаешь мотив,

Но приговор неясен и не нужен.

Пой флейта, пой, и больше не грусти:

Стена молчанья стала чуть поуже.

Играй еще!

Смотри, флейтист, смотри:

Два звука пробираются наощупь,

Сливаются, рождая новый мир...

Как жаль: все только музыка, не больше.

Сказочная флейта

(Мария Канепена)

Растворялись молочные дали,

Над землею погасло светило,

В легком сумраке птицы пропали,

Все в покое дремотном застыло.

В этой темени трепетно, нежно

Звуки флейты мне сказку плели,

И над ними я слышала снежный

Шепот леса и вздохи земли.

Пела флейта о радостном счастье

И звенела щемящей тоской,

И в ночной пелене звезды гасли

В тон мелодии этой простой.

Как мираж, как виденье, как сказка,

Пела флейта в дремотной тиши,

Плавно вторило эхо ей с лаской,

И шумели в ответ камыши.

1 пользователю понравилось это

Share this post

Link to post
Share on other sites

Создайте аккаунт или войдите для комментирования

Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий

Создать аккаунт

Зарегистрируйтесь для получения аккаунта. Это просто!


Зарегистрировать аккаунт

Войти

Уже зарегистрированы? Войдите здесь.


Войти сейчас
Go To Topic Listing Разговоры